Несколько минут он рассматривал пленника, так понимал свое положение Карторис.
— Я наполовину убежден, что ты реальный человек, — сказал он наконец.
Карторис засмеялся.
— Конечно, я реальный, — ответил он. — Что же заставило тебя сомневаться в этом? Разве ты не видишь меня и не можешь потрогать?
— Так же я могу видеть и трогать стрелков, — ответил Иав, — и все мы знаем, что они нереальны.
Лицо Карториса выразило озадаченность при каждой новой ссылке на таинственных стрелков, исчезающих воинов Лотара.
— А кто же они тогда? — спросил он.
— Ты действительно не знаешь? — спросил Иав. Карторис отрицательно покачал головой.
— Я почти готов поверить, что ты сказал нам правду, и что ты действительно с другой части Барсума, или из другого мира. Но скажи мне, в твоей стране разве нет стрелков, чтобы приводить в ужас сердца зеленых воинов, которых они убивают вместе со свирепыми бенсами?
— У нас есть солдаты, — ответил Карторис. — Мы, люди красной расы, но у нас нет стрелков, которые бы защищали нас, как у вас. Мы сами защищаем себя.
— Вы выходите, и вас убивают ваши враги? — воскликнул Иав недоверчиво.
— Конечно, — ответил Карторис. — А как делают жители Лотара?
— Ты видел, — сказал Иав. — Мы посылаем наших бессмертных солдат-бессмертных потому, что они не живые, существующие только в воображении врагов. Наши гениальные головы защищают нас, посылая легионы воображаемых воинов, и они материализуются перед глазами врагов. Враги видят, как те достают свои луки, они видят тонкие стрелы, с безошибочной точностью летящие в их сердца. И они умирают, убиваемые властью предположения.
— А убитые стрелки? — воскликнул Карторис. — Ты называешь их бессмертными, и все же я видел груды их мертвых тел на поле битвы. Как это могло случиться?
— Это для того, чтобы придать реальность, — ответил Иав. — Мы изображаем многих наших защитников мертвыми, чтобы воины Торказа не могли догадаться, что им противостоят не существа из плоти и крови. Эта мысль была им однажды внушена: это теория многих из нас — никогда они не падут жертвой предполагаемых смертоносных стрел, если они догадаются о правде.
— А бенсы? — спросил Карторис. — Они тоже были созданы силой воображения?
— Некоторые из них были реальные, — ответил Иав. — Те, что сопровождали стрелков в погоне за врагами, были нереальными. Как и стрелки, они ни разу не возвращались, отслужив свою службу, они исчезнут вместе со стрелками, когда отступление врага будет очевидно. Те, что остались на поле — реальны. Этих мы отпускаем, так как они питаются падалью, и уничтожают тела мертвых воинов Торказа. Это необходимо для тех из нас, кто действительно существует. Я один из них — я реален. Тарно — нереален. Такие, как он, поддерживают мысль, что не существует такой вещи, как материя и вещество, что все вокруг — это разум. Они говорят, что никто из нас не существует иначе, как в воображении его товарищей, в их неуловимой и невидимой способности мышления. Согласно теории Тарно, необходимо, чтобы все мы вместе представляли, что у наших стен нет мертвых воинов Торказа, и не будет необходимости и во всепожирающих бенсах.
— Ты не разделяешь веру Тарно? — спросил Карторис.
— Только частично, — ответил Иав. — Я знаю, что существует несколько действительно нереальных существ. Тарно — один из них, я убежден в этом. Он не существует иначе, как в представлении людей. Конечно, это утверждение всех нас, действительно существующих, что все нереальные являются плодом воображения. Нереальные заявляют, что в пище нет никакой необходимости, и они не едят, а те, кто имеет хотя бы элементарный разум, должны понять, что пища является необходимой для действительно существующих созданий.
— Да, — согласился Карторис, — так как я сегодня не ел, я с готовностью соглашусь с тобой.
— О, прости меня! — воскликнул Иав. — Пожалуйста, садись и удовлетвори свой голод, — и движением руки он указал на обильно накрытый стол, которого за минуту до того, как он произнес эти слова о пищи, здесь не было. В этом Карторис был убежден, так как он уже несколько раз тщательно осмотрел комнату.
— Хорошо, что ты не попал в руки нереального человека, — проговорил Иав. — Тогда бы ты действительно проголодался.
— Но, — воскликнул Карторис, — это же не реальная еда, ее не было здесь минуту назад, а реальная пища не реализуется из воздуха.
Иав казался обиженным.
— В Лотаре нет настоящей пищи и воды, — сказал он, — и не было уже много веков. С качала нашего существования мы живем на таких продуктах, так же можешь жить и ты.
— Но я думал, что ты реален! — воскликнул Карторис.
— Действительно! — закричал Иав, — что может быть более реальным, чем этот щедрый пир? В этом-то мы и отличаемся от нереальных. Они утверждают, что нет необходимости представлять себе пищу, но мы обнаружили, что для поддержания жизни мы должны три раза в день сесть за обильную трапезу. Пища, которую мы едим, должна претерпеть определенные химические изменения в процессе пищеварения и усвоения, результатом, конечно, будет восстановление израсходованных тканей. Теперь мы знаем, что разум — это все, хотя мы можем различить способы его проявления. Тарно заявляет, что вещество не существует, все создается нематериальным разумом. Мы, реалисты, однако, знаем лучше. Мы знаем, что разум имеет свойство поддерживать вещество (материю), даже если он не способен создавать вещество — последнее все еще является неразрешенным вопросом. Итак, мы знаем, что для того, чтобы непосредственно поддерживать наши тела, мы должны заставить наши организмы правильно функционировать. Мы достигаем этого, материализуя наши мысли о еде и отведывая пищу, таким образом созданную. Мы жуем, глотаем, мы перевариваем. Все наши органы функционируют точно также, как если бы они питались материальной пищей. А каков результат? Каков должен быть результат? Химические изменения происходят в том и другом случае, и мы живем и преуспеваем.